Каждая мать, осознает она это или нет, беспокоится за безопасность своего ребенка. Но беспокойство беспокойству рознь. На семейных расстановках бывали случаи, когда мать рассказывала, что она встречала из школы и вела за ручку дочь домой чуть ли не до пятнадцати лет. А если та все-таки уходила на улицу одна, спасаясь от материнской опеки, мать себе места не находила и обзванивала всех друзей и знакомых, чтобы узнать, где дочь и все ли с ней в порядке. Недавно на тренинге проявился подобный случай.
Женщина и сама не могла объяснить, откуда возникает ее паника, направленная на дочь. Случаев какого бы то ни было насилия в семье не было, и ее семья, и семьи родителей ее и мужа довольно гармоничные – ни грубости, ни нарушений этики в них не встречалось.
В расстановке ситуация начала проясняться после того, как в нее поставили фигуры пра-пра-бабушек и пра-пра-дедушек. Заместитель одного из пра-прадедов почувствовал в себе сильную агрессию по отношению к женщине. Скорее всего, эта женщина стала жертвой группового насилия или избиения, в котором участвовал этот предок. То есть, возникло то, что сам Берт Хеллингер называет переплетением: когда энергетика жертвы и палача переплетаются, что влияет на жизнь потомков. Вот этот страх и проявился в присутствовавшей на тренинге матери, но не по отношению к себе, а по отношению к дочери.
Заместителю этой женщины во время расстановки было тяжело смотреть на своего предка и на фигуру жертвы. Сначала мать и ее заместитель хотели склониться перед жертвой, чтобы загладить вину предка. А тот (его заместитель, конечно) стоял, словно монумент, не желая признавать за собой ответственность. Однако, какое-то время спустя фигура пра-пра-деда стала потихоньку «сдуваться», распиравшая ее гордыня начала отступать, потом появились слезы, и предок склонился перед своей жертвой. Затем они долго стояли, глядя друг другу в глаза и, наконец, обнялись (такое случается далеко не всегда, но когда случается, это хороший знак «оздоровления» родовой энергии).
О том, восстановилась ли полностью энергия любви в этой семье, судить пока рано, но по опыту других расстановок на эту тему я знаю, что если в душе героини расстановки произошли изменения, если она работала со своими чувствами искренне, панические состояния ее отступают.
Помню семейную расстановку, почти зеркально отражающую эту: на тренинг пришла женщина, у которой в роду мужчины рано уходили из жизни по тем или иным причинам, и женщина боялась за своего сына. В расстановке проявилось насилие, жертвой которого была ее пра-пра-бабушка. После насилия у пра-пра-бабушки возникла стойкая ненависть к мужчинам, которая буквально истребляла мужчин в ее окружении, в том числе, ее сыновей и внуков. Хотя сыновей и внуков своих она искренне любила и оплакивала. Кто-то из мужчин спивался, кто-то погиб на производстве или утонул, или попал в автокатастрофу.
В расстановке заместительница этой женщины чувствовала огромную агрессию. Ей было трудно простить тех, кто напал на нее. Их заместители стояли перед ней на коленях со склоненными головами, она отворачивалась или запрокидывала голову вверх, или закрывала лицо руками, не желая их видеть. Только когда перед ней легли заместители ее сыновей и внуков, она словно очнулась – заплакала и приняла своих обидчиков. После этого ее агрессия сменилась печалью и «замороженная» на несколько поколений любовь вернулась к ней, а значит, и ко всему роду.
Даже если тема расстановок одна и та же, они всегда проходят по-разному, и не было ни одной, похожей на другую. Похож только результат, который сам Хеллингер называет: восстановление порядка любви. Ради этого прекрасного результата и проводятся расстановки.