На последнем тренинге в сентябре, где, как обычно, было до трети тех, кто пришел на семейные расстановки по методу Хеллингера впервые, некоторые участники задавали вопрос (себе и другим):
- Почему вокруг говорят о своих ощущениях, о своих чувствах, а я ничего не чувствую? Может, я не такая (такой), как все? Может, я бесчувственная (бесчувственный)?
- Совсем ничего не почувствовала? – спросила я одну из подруг после тренинга.
- Да, я стояла, как чугунная тумба! Вот только лицо горело, ноги подкашивались и слезы лились рекой…
И эта женщина, у которой слезы лились рекой (что само по себе говорит об очень высоком пороге чувствительности!), считает себя бесчувственной… Впрочем, я на первом тренинге пережила то же состояние, и тоже удивлялась собственной бесчувственности. Теперь я понимаю, что это вовсе не бесчувственность, а сниженная эмпатия, которая присуща любому человеку, живущему на постсоветском пространстве, и нам надо хотя бы трезво к этому относиться и понимать собственную душу, а уж затем решать, что с этим делать.
Чему нас учат мартышки
Эмпатия, или то, что в обществе называют милосердием и состраданием, присуща не только людям, но и многим представителям животного мира. Слон вступится за попавшего в беду слоненка, даже если слоненок не является его детенышем, зайчиха кормит не только своего зайчонка, но любого голодного детеныша, которого встретит, и т.д. Для нас, людей эмпатия знакома на бытовом уровне, когда увидев даже на экране телевизора (тем более – перед глазами) как кто-то обжегся или травмировался, мы невольно вздрагиваем, будто это случилось с нами.
Недавно в статье по социологии прочитала об удивительном эксперименте с обезьянками. Шести обезьянкам, сидящим в одной клетке, положили в клетку корзину с бананами. Через некоторое время самая смелая обезьянка протянула руку к этой корзине. Вдруг люди, караулившие этот момент, начали поливать несчастную плотной струей холодной воды. Так проделали несколько раз. Вымокшие испуганные обезьянки в конце концов усвоили, что к корзине подходить опасно. После этого экспериментаторы самую первую любительницу бананов из клетки удалили, и подсадили новенькую, которая понятия не имела о запрете. Эта обезьянка тоже потянулась к корзине с фруктами, но тут другие, более опытные мартышки, ее оттащили и каким-то образом ей объяснили, что корзину трогать опасно. Через некоторое время еще одну «опытную» (хотя не касавшуюся корзины, просто свидетельницу) тоже заменили на новенькую. Той старожилы клетки каким-то способом объяснили, что корзина опасна. Так повторялось до тех пор, пока в клетке все шесть обезьянок не поменяли на новеньких. Но все новенькие обезьянки, а затем те, кто постепенно и их заменил, к корзине с бананами больше не прикасались. Урок был усвоен прочно.
Как из нас выбивали эмпатию
А теперь от опыта с обезьянками перенесемся в начало ХХ века – к опыту над людьми, причем, в нашей стране. В письме Сталину Шолохов рассказывал, как проходило раскулачивание в станицах Кубани. Семью раскулаченных, включая стариков и грудных детей, выгоняли из избы, избу заколачивали, а бывшим хозяевам запрещали переселиться даже в сарай или стайку к животным. Изгнанники скитались по станице на двадцатиградусном морозе. Если кто-то из жалости пускал их хотя бы в сени, погреться, его семью тоже выгоняли из дома, и дом также заколачивали. Раскулаченные кричали, плакали, просили о помощи, а те, кто сидел по домам, делали вид, что не слышат, и оттаскивали своих детишек от окон, чтобы не видели всего этого ужаса.
В другом источнике информации я также находила сведения (вполне официальные) о том, что некоторые раскулаченные матери, чтобы сохранить жизнь своим грудным детям, оставляли их в конторе или на крылечке сельсовета, надеясь на то, что новая власть уж младенцев-то куда-нибудь определит и пригреет, хоть как-то вырастит. В отдельных сельсоветах лежали прямо на полу и умирали, заходясь в крике, по десятку и более таких младенцев. Когда они, наконец, затихали, их вытаскивали, увозили и закапывали в общей яме. Что чувствовали односельчане, проходя мимо кричащих детей? Что они со своей душой делали, чтобы «оглохнуть»?
Чувствовать опасно?
Почти на генетическом уровне, а не только на личном опыте, как у тех шести обезьянок, в народе снизилась одна из важнейших составляющих выживания рода – эмпатия. Сочувствовать, сопереживать стало опасно для жизни. Милосердие рассматривалось, почти как смертный грех. Иногда, чтобы выжить, люди отказывались от отца, матери, других близких родственников, это было нормой. Не только сочувствовать и вспоминать о пострадавших, но даже передавать это последующим поколениям было рискованно.
Но сами-то чувства никуда не делись! Загнанные в подсознание, они прорастали болезнями, несчастными случаями, исковерканными судьбами. Когда случился Беслан, во всем мире, в благополучнейшей Европе люди тысячами выходили на улицы, в Риме, у собора Святого Павла вся площадь была забита людьми, которые пришли со свечами, чтобы молиться за детей-заложников.
У нас такого сильного отклика не случилось. Значит ли это, что мы бесчувственные? Нет, и сопереживали, и сочувствовали, и плакали, но как-то интимно, внутри себя, а на улицу редко кто выходил. Урок многих поколений был усвоен, как теми обезьянками.
Метод Хеллингера – это метод работы с чувствами. Чем лучше человек ОСОЗНАЕТ свои истинные чувства, тем меньше болеет и попадает в неприятности. Но нам, чтобы осознать свои чувства, требуется гораздо больше усилий души. Те, кто прошел не один тренинг по семейным расстановкам, те, кто научился слышать свои тело и душу, потому и становятся более успешными и уверенными в себе людьми, что научились быть в контакте со своими чувствами, научились слышать себя, понимать, почему в какие-то моменты текут слезы или подгибаются колени. Таких людей становится все больше, и здесь надо сказать спасибо за мастерство в применении метода психологу Людмиле Поповой.